Вечер. За окном танцует свой вечный нескончаемый танец вьюга, швыряя хлопья снега в свет прожекторов фонарей. В больнице жизнь потихоньку замирает, после вечерних процедур больные разбредаются по палатам и постепенно укладываются спать.
Относительно легкое дежурство, все, что могло случиться – случилось днем, когда все вопросы решаются легче. И на этот момент нет никого ни с высоким давлением, ни с температурой. Хотя это не совсем так, единственный у кого температура в этом стационаре – это дежурный врач. То ли грипп, то ли просто простуда, но проклятая температура упорно ползет все выше и не желает снижаться ни какими средствами.
Можно было бы лечь и уснуть, но должны приехать издалека мама с маленьким ребенком, их нужно разместить, осмотреть и назначить лечение.
Лучшее средство для бессонницы – музыка, в CD-плеере собственная подборка: АРИЯ, АВАРИЯ, МАВРИК – 7 часов музыки, а чтобы не приедалось одно и то же включен режим свободного выбора песен «музыкальная рулетка».
Постепенно силы стоять и смотреть в окно заканчиваются, и доктор ложится на кровать. Звучит лирический Закат Кипелова, воображение услужливо рисует виды заката над рекой, а коварная температура расцвечивает картинку подходящими запахами, звуками и тактильными ощущения вечернего ветра на разгоряченной коже. Закат резко сменяется Героем асфальта, все вокруг также резко изменилось, запах мотоцикла, кожи, раскаленного асфальта, картинки сменяют одна другую, мир похож на взбесившийся байк. И следом врывается почти фламенко Раб страха Дубинина, видения детства и почти юности, неудержимое желание вновь рвануться вперед, с годами мы становимся осторожнее и осмотрительнее, больше трясемся за свое место, а сейчас жар и адреналин бушуют в крови, сметая весь нажитый «положительный» опыт, т. е. умение на все положить. Поддерживая и разжигая это желание звучит персональный гимн Пробил час, ни кто не может заподозрить во внешне сдержанном и уравновешенном докторе, что «в крови огонь, а не вода, а не по нраву я кому-то, мне плевать». Волной накатывает ощущение скорости и горячего ветра. И следствие этого Одиночество Маврина и далее его же Смейся и плачь. Как насмешку плеер следом выдает Колизей с мощным вокалом Беркута и совершенно отличной манерой исполнения. Звуки и запахи толпы, оружия, крови и пота становятся нестерпимыми (остатки сознания напоминают: ты на дежурстве, ты ждешь пациентов, тебя в любой момент могут позвать к больному, а это просто лихорадка, пережди ее, бывало и хуже). Отдых измученному сознанию – 2 подряд инструменталки Маврина, исчезают запахи и остаются только звуки и картинки. А следом очередная песня - рывок Беги за солнцем, ощущение пробивания облаков и прыжка с лету с солнечный диск, когда исчезает суетное, мелкое, а становишься частью солнца. С повышением температуры у песен исчезает текст, остаются лишь образы- картинки, запахи и звуки, они зачастую не полностью соответствуют тексту песни, так в Вампире Холстинина мрак подворотни и вкус и запах крови на губах, сменился станцией переливания крови, с ее мертвенной стерильностью, страхом и волнением сдающих кровь, и запахом просроченной консервированной крови, которая стоит во флаконах и подлежит теперь уничтожению, чья-то бесполезная частичка жизни. Одни из самых жутких ощущений вызвали Штиль и, как ни странно, Там высоко Дубинина. Штиль с его мертвым океаном, песня, пахнущая смертью и отчаянием, с инфразвуковым голосом моря, сводящим с ума людей в конце. Песня Там высоко имела под собой реальные события, в годы студенчества пришлось увидеть агонию и наблюдать ее в течение нескольких часов, человек обгорел на пожаре, ожоги оказались не совместимы с жизнью, в памяти всплыло все до мельчайших подробностей, и добило это воспоминанием о медленном умирании 3-летного ребенка с лейкозом в реанимации. Об этом не принято рассказывать ни в бреду, ни по пьяни, это просто будет жить в тебе всю жизнь.
Описывать ночь с температурным бредом, пожалуй, не стоит полностью, хочу отметить, что пациенты не приехали - задержался рейс, дежурного врача никто не потревожил аж да самого утра, а утром кризис миновал.